― 14 часов и почти 8 минут в столице. Это программа «Дифирамб». Оксана Пашина у микрофона, Светлана Ростовцева за звукорежиссёрским пультом. В студии у нас композитор Александр Журбин. Здравствуйте.
А. Журбин― Здравствуйте, Оксана.
О. Пашина― Частый гость, надо сказать, в этой студии.
А. Журбин― Да. И я этим горжусь.
О. Пашина― Но у нас есть повод — «Метаморфозы любви», премьера спектакля. 25-го числа была премьера, да.
Журбин
― Да.
О. Пашина― Как вы оценили премьеру? Вам понравилось?
А. Журбин― Вы знаете, это довольно удивительный спектакль — во многих смыслах. И можно сказать — странный спектакль, необычный спектакль.
О. Пашина― А так можно сказать про все ваши оперы, да.
А. Журбин― Ну да. Я вообще стараюсь всегда что-то такое придумать необычное, но в данном случае… Ну, начнём с того, что это на самом деле не одна опера, а три. Это оперный триптих. Ну, этот жанр придумал не я, так сказать. Оперные триптихи писали и до меня, в частности Пуччини писал замечательный оперный триптих. Но у меня это всё связано как бы единым сюжетом, единой мыслью такой о том, что такое любовь. Такой вопрос, на который пытались ответить все великие умы, но никто так окончательно и не ответил, потому что никто не знает. И вообще чувство любви присуще именно людям. Хотя, наверное, у животных тоже какие-то есть признаки любви, но всё-таки вот такая любовь в нашем понимании — это только у людей.
Это три оперы, посвящённые трём женщинам, скажем, которые были связаны с великими мужчинами. И первая опера посвящена любви уже немолодого Гёте, скажем так. Ему было 75 лет, и он влюбился в юную девушку Ульрику фон Леветцов, которой было всего 19.
О. Пашина― 19, да.
А. Журбин― В общем, это была настоящая любовь, это был роман. Это могло кончиться даже браком, но брак не получился — мама девушки решила, что это слишком большая разница, так сказать, в возрасте. Кстати, давайте прямо сразу послушаем маленький кусочек.
О. Пашина― Да, я хочу сказать, что там же подзаголовки есть у каждой оперы. «Ульрика» — это «Верность»?
А. Журбин― Это «Верность». Это баллада о верности. И вот как раз сейчас мы услышим маленький кусочек баллады «Ульрика» в исполнении Евгении Афанасьевой.
ЗВУЧИТ ЗАПИСЬ
А. Журбин― Вот такой фрагмент. Ну, конечно, это гораздо больше на самом деле. И раз мы услышали, то это голос одной из певиц, которые участвуют в этом спектакле. Я должен сказать, что целый букет замечательных певцов и певиц. И вообще этот театр, я должен сказать, его обожаю. Это… Ну, не будем утверждать. В Москве целых семь оперных театров. Ни в одном городе мира нет столько оперных театров.
О. Пашина― Да, да.
А. Журбин― Москва может гордиться. И причём все эти театры государственные. Так что мы иногда зря ругаем государство, которое поддерживает такую махину, так сказать. И всё это за счёт государственных денег. Частных театров оперных у нас нет.
Так вот, я хочу сказать, что этот театр создан Александром Борисовичем Тителем, уже много лет он работает в этом театре. И мне повезло, потому что со мной работала потрясающая команда людей. Ну, я уж не буду говорить про певцов и певиц, это долго перечислять, их там много. Но я бы хотел, безусловно, упомянуть Феликса Коробова, главного режиссёра… пардон, главного дирижёра этого театра — замечательного мастера, музыканта. В общем, конечно, он проделал колоссальную работу. И его, кстати, второй дирижёр, которого зовут Вячеслав Волич, он тоже очень много сделал.
О. Пашина― Вы в своих интервью говорили, что главное всё-таки в опере — это мелодия. То есть отбор исполнителей главных ролей — это всё для вас не столь важно. Главное — музыка.
А. Журбин― Это правда. Но на самом деле…
О. Пашина― То есть вы никак не влияли на это и даже не обращали внимания?
А. Журбин― Нет. Ну, это действительно не дело композитора — вмешиваться в кастинг. Ну, Верди иногда вмешивался. Когда его любимую девочку обижали и не давали ей петь, он вмешивался. Ну, поскольку у меня в этом театре нет любимых девушек, а они все мои любимые, то я в это дело совершенно не вмешивался. Моё дело было — просто написать музыку и следить, чтобы она была хорошо исполнена. И… простите.
О. Пашина― Нет, давайте.
А. Журбин― Я просто хотел не забыть упомянуть. Ставил этот спектакль совсем молодой режиссёр, ну, женщина-режиссёр, её зовут Татьяна Миткалёва, она ученица Тителя. И это, можно сказать, первый её такой большой спектакль. И по-моему, это большой успех. Во всяком случае, все отмечают её успех.
И ещё одна молодая девушка, я хочу упомянуть — это Мария Трегубова, художница. Она ещё совсем юная как бы, но уже очень известная и ставящая спектакли во всех знаменитых театрах Москвы, в частности в Большом театре и в Театре наций, и во многих других местах. И она сделала просто удивительную декорацию. Это даже нельзя назвать декорацией. Это какой-то мир особый, который она создала на сцене. И все, кто приходят, можно сказать, открывают широко глаза.
О. Пашина― Возвращаясь к мелодиям, я хочу сказать, что первая история — это Гёте. Вы какие-то стили, не знаю, музыкальные, немецкие, XIX века…
А. Журбин― Конечно.
О. Пашина― Опирались при этом?
А. Журбин― Конечно, безусловно. Вообще все эти три оперы написаны в разных стилях. Это мой вообще принцип уже давно. Это называется на научном языке «полистилистика». То есть я считаю, что вот сегодня написать одно большое произведение в одном стиле — это ужасно скучно. Будет стиль, я не знаю, в духе Шостаковича или в духе Стравинского, или в духе, я не знаю, Баха, кого угодно — это всё равно будет скучно. Главное — это умело соединить стили.
О. Пашина― Такое клиповое мышление в оперном искусстве, да?
А. Журбин― Ну, в каком-то смысле, да. Если сравнить с кулинарией, то это такая кухня всегда должна быть fusion.
А. Журбин: Частных театров оперных у нас нет
О. Пашина― Fusion, да-да-да.
А. Журбин― Смешать разные стили — тогда это будет интересно. И вот в этой моей опере… Здесь три оперы и три музыкальных стиля. Первая опера — это XIX век, действительно музыка в духе, я не знаю, Шуберта, Бетховена, Вебера, Карла Мария Вебера, конечно. И я сознательно это всё так построил.
Вторая опера (и уже пора о ней рассказать) — это опера, посвящённая… Главный герой там — Густав Малер, великий композитор. Ну, там, правда, есть и второй главный герой — это художник Оскар Кокошка, не очень известный, к сожалению, в России, но мощнейший совершенно художник такого раннего XX века, австрийский художник. Он такой же, как Климт, как Эгон Шиле и так далее. И вот об этом эта опера. И главная героиня там — Альма Малер.
О. Пашина― А подзаголовок там — «Измена».
А. Журбин― «Измена», совершенно верно, да. И эта измена — ну, это в общем то, что характеризовало эту женщину. Она изменяла всем. У неё было три мужа великих. Кроме Малера, это были архитектор Вальтер Гропиус и писатель Франц Верфель. Но и между ними у неё были там всякие другие мужчины. В общем, она так всю свою жизнь (а прожила она до 85 лет) жила всё время в окружении поклонников, скажем так. У неё была масса поклонников. А можем мы кусочек послушать?
О. Пашина― Да, давайте послушаем.
А. Журбин― Да, давайте балладу Альмы Малер. Это поёт у нас Инна Клочко.
ЗВУЧИТ ЗАПИСЬ
А. Журбин― Ну, это, конечно, не вся баллада. И я приношу извинения радиослушателям за не очень качественную запись. Ну, это понятно…
О. Пашина― Но очень красиво.
А. Журбин― Это live. Это, так сказать, запись прямо со спектакля. В общем, я очень рад, что мы можем услышать хотя бы кусочек.
И хочу ещё назвать ещё одно имя — это либреттист этого спектакля Алексей Левшин. Это молодой человек, который помог мне, скажем, всё это реализовать в словах и в звуках. И я ему тоже очень благодарен. Спектакль ещё идёт, он ещё сегодня вечером идёт. А потом будет идти в июне, я надеюсь, в июле и так далее. В общем, надеюсь, что он включится в репертуар замечательного Театра Станиславского и Немировича-Данченко.
О. Пашина― Третья часть — «Луиза, или Эротика».
А. Журбин― Да. Оттуда фрагментов я не подготовил. Просто придётся поверить на слово.
О. Пашина― Хорошо. Мы верим, да.
А. Журбин― Рассказываю. Эта женщина очень популярна на Западе до сих пор, хотя уже давно, конечно, её нет на свете. Зовут её Лу Андреас-Саломе. И если кто-то интересуется даже из наших сегодняшних слушателей, то вполне можно найти в Интернете её тексты, её биографию. Ну, сейчас всё есть в Интернете. Она была удивительная женщина. По рождению она была русская, как ни странно. Родилась она в Санкт-Петербурге, и отец её был русский генерал, у которого фамилия была Саломе, но большую часть своей жизни она провела в Европе. Она жила то в Швейцарии, то во Франции, то в Германии, то в Италии. Она на всех этих языках говорила. И она была удивительная женщина, потому что… Ну, сами посудите: первым её любовником, можно сказать, был Фридрих Ницше. Вот такое было начало.
О. Пашина― И надо сказать, что это тоже один из героев оперы, да?
А. Журбин― Да, конечно, Ницше тоже у нас появляется.
О. Пашина― Там Ницше. И ещё там Доктор Ф.
А. Журбин― Доктор Ф., который потом, как выясняется (не трудно догадаться), доктор Зигмунд Фрейд. И они вместе с Ницше как бы ведут этот спектакль. Хотя в реальной жизни они не встречались. Ну, Фрейд был поклонником Ницше, читал его всегда, но они не встречались.
О. Пашина― А Ницше, наверное, мог бы быть пациентом Фрейда, да?
А. Журбин― Конечно, да. И я уверен, что многие, так сказать, вещи психоанализа родились именно безумной такой психологии Ницше.
Действительно, в третьей опере рассказывается… Ну, во-первых, как вы правильно сказали, там есть история самого Фридриха Ницше и его друга Пауля Рэ, такого философа и писателя. А основной герой там — это Райнер Мария Рильке, великий немецкий поэт, тоже с несчастной судьбой, рано умерший. И он был тоже любовником Лу Андреас-Саломе. Причём она его нашла совсем молодым, а она была старше его. Она нашла его, можно сказать, ниоткуда и вытащила его, и сделала его великим поэтом. То есть, может быть, она не сделала его поэтом, но дала ему возможность печататься и быть известным. И к концу жизни он-таки стал известным.
Вот это была такая великая женщина. И она написала трактат, который называется «Эротика». И это до сих пор популярная книга на Западе. И её можно прочитать по-русски, кстати. Вы можете её найти где-то там в Интернете, на каких-то ресурсах. И смысл этой книги — не тот пошлый смысл, который часто вкладывается в слово «эротика» нашими мудрецами. На самом деле смысл этой книги в том, что эротика — это творчество, а творчество — это эротика.
О. Пашина― А она — муза.
А. Журбин― Да-да, конечно. И что без эротики не может быть творчества. Это разного типа может быть эротика, но любое творчество базируется примерно на тех же человеческих, скажем, чувствах и органах. Это одно и то же, и одно вырастает из другого. Вот именно об этом эта опера. И все её герои, в общем, рассуждают об эротике. Ну и кое-что там можно выяснить.
О. Пашина― Забавный вопрос от Дмитрия: «Александр Борисович, хороший ли финал у оперы?» Мне кажется, у оперы финал открытый. Нет?
А. Журбин― Ну, в общем — да. В конце все герои собираются вместе на одной сцене — это и Гёте, и Малер… Это уже придумка режиссёра. Все они выходят на сцену в своих замечательных, потрясающих костюмах. И все они поют гимн любви: без любви не может существовать человечество, и это главное, что нас объединяет и что нас отличает от всех остальных, и что любовь — это и есть наша жизнь. Ну, примерно такой вывод, я грубо формулирую. В общем это гимн любви. «Метаморфозы любви» — это своего рода гимн любви.
О. Пашина― Кроме любви всех героев оперы, все её части, все её темы объединяет ещё одно — это Германия. Почему вы выбрали эту страну?
А. Журбин― Вы знаете, это связано со многими вещами. Я с детства, так сказать, являюсь страшным таким германофилом — ну, как человек и музыкант. Ведь сами подумайте: и Гайдн, и Моцарт, и Бетховен, и Шуберт, и Малер, и Брамс… И ещё сто имён я могу назвать. И это всё — немцы. Ну, немцы или австрийцы. В данном случае это одно и то же. Мы не будем сейчас разбираться в тонкостях. В общем, страны, говорящие по-немецки, да?
А. Журбин: Написать одно большое произведение в одном стиле — это ужасно скучно
И это ещё связано с моим таким семейным положением, потому что моя жена замечательная Ирина Гинзбург-Журбина… Я именно её посвятил эту оперу. И всё, что я знаю о женщинах, я знаю именно от неё. Она всю жизнь занимается переводом немецкой поэзии. А её отец — был такой Лев Гинзбург, знаменитый переводчик немецкой поэзии. И как-то это всё проходит через мою жизнь уже давно. И в этой опере есть просто места, когда герои вдруг переходят на немецкий язык.
О. Пашина― Это какие-то цитаты?
А. Журбин― Это цитаты. Это цитаты из Гёте, это цитаты из Рильке. На экране загорается перевод по-русски, а говорят они по-немецки. И это такой странный эффект. Но говорят не актёры, а говорит записанный голос, который как будто голос Гёте или как будто голос Рильке. И это такое неожиданное погружение получается в какой-то совсем другой мир.
О. Пашина― А музыкальные цитаты там есть? Ценители и знатоки там что-то найдут для себя, изюминку какую-то?
А. Журбин― Да-да-да. Я очень люблю цитировать музыку — и свою собственную часто цитирую, и другую. Это всегда некая такая криптограмма, которую надо расшифровывать. В этой опере есть цитаты совершенно очевидные, ну, скажем, из Малера. Когда на сцене находится Густав Малер, глупо было бы не цитировать его музыку. И конечно, я цитирую.
Но иногда так завуалировано цитирую и не совсем Малера. Например, там есть музыка Александра фон Цемлинского, которую никто не знает, ну, практически в России никто не знает. Или, скажем, музыка самого Ницше. Мало кто знает, что Ницше был композитором на самом деле. Он даже конкурировал с Вагнером — и на этой почве поссорился с Вагнером. В общем, да, там есть музыка Фридриха Ницше. Ну, она так завуалирована. Но кто знает, тот знает.
О. Пашина― В связи с этим такой вопрос. Опера сегодня востребована у аудитории, я не знаю, у молодой аудитории? Или это всё-таки удел ценителей, каких-то любителей, тех, кто со вкусом могут прослушать и понять все эти послания? Знающий поймёт. Или?..
А. Журбин― Вы знаете, это очень интересный вопрос и непростой. Я-то считаю, что сегодня время оперы наступило по-настоящему. Обратите внимание, что самые такие авангардные режиссёры и авангардные художники, вообще главные люди (и не только в России, конечно, а и в Америке, и в Европе), они занимаются оперой, они делают новую оперу, ставят, так сказать. Иногда классическую оперу, но тем не менее ставят совершенно по-новому. И наш Дмитрий Черняков, который на сегодняшний день крупнейшая звезда, он именно занимается оперой, он не ставит драму.
Кто ходит в оперу? Понимаете, опера — это, конечно, недешёвое дело. Билет в оперный театр всё-таки стоит дорого. И человек бедный — ну, ему трудно. Хотя на галёрку в оперу, даже в «Метрополитен-оперу» можно попасть за 20 долларов, скажем. Но сидеть в партере, в первых рядах стоит дорого, конечно. И в России тоже. Вы знаете, цены в Большой театр довольно высокие, если вы хотите сидеть хорошо. Но это правильно, потому что, конечно, это искусство для определённого класса людей, которые понимают в этом. Но таких людей, мне кажется, становится всё больше и больше.
И молодёжь. Да, молодёжь активно ходит. И я даже на своей опере вот сейчас («Метаморфозы любви») в зале вижу много молодых людей, которые пришли — ну, может быть, привлечённые названием, может быть, героями, может быть, и моим именем или… Я не знаю, чем ещё. Но много молодых людей. Они приходят, они интересуются. И это здорово.
О. Пашина― Те новички, которые приходят в оперу, они часто жалуются: «Мы ничего не понимаем, что они поют». А для этого есть либретто, да?
А. Журбин― Ну, во-первых, есть либретто. Но я придумал ещё хитрее.
О. Пашина― Так?
А. Журбин― Я давно являюсь таким борцом за это. В опере важны субтитры — ну, то есть то, что идёт на экране. Понимаете, на экране идёт весь текст оперы абсолютно. И не надо задумываться. Потому что действительно, когда певцы поют, даже замечательные певцы, ну, у них бывают такие регистры. Например, низкий регистр, где не слышно. Или, наоборот, высокий регистр, где всё слышно, но неразборчиво, потому что нужны определённые усилия, чтобы взять высокое «си» или «до». Поэтому я считаю, что на экране должны быть титры.
И сейчас во всём мире… Вот в Америке опера идёт на английском языке — и титры идут на английском языке. Читайте, господа, не мучайтесь! Не пытайтесь разобрать, что они там поют. Очень многие в оперном мире с этим спорят и пытаются, так сказать… «Нет, не надо титров! Музыка всё говорит». Неправда. Музыка говорит далеко не всё. Надо понимать, о чём они поют. И я стараюсь это делать. И по-моему… В этой опере многие зрители подходят: «Александр, спасибо вам за музыку. И спасибо вам за титры».
О. Пашина― Да. Когда ты всё понимаешь, то ты можешь и музыкой наслаждаться, потому что не напрягаешься, чтобы разобрать текст.
А. Журбин― Конечно. Конечно! Это очень важный момент. И музыка всё равно к тебе приходит. А если ты что-то не разобрал, посмотрел на экран — и сразу всё понял. Так что приходите. Я имею в виду: когда будет идти эта опера, приходите — и вы всё поймёте, не будете мучиться.
О. Пашина― Я напомню, что это Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко.
А. Журбин― Да, это на Большой Дмитровке театр. Это, кстати, замечательное здание. Это играется на малой сцене, там всего 200 мест. Но зато это очень такая интимная обстановка: артисты прямо перед вами на протяжении вытянутой руки. И вот эта удивительная декорация, которая там ездит по сцене, — это создаёт удивительный эффект присутствия. Вы просто присутствуете при Гёте, при Малере, при Рильке и так далее.
О. Пашина― Ещё очень красивый буклет был выпущен к этому спектаклю.
А. Журбин― Да.
О. Пашина― Там есть, кстати, портреты всех трёх героинь.
А. Журбин― Да, конечно.
О. Пашина― И все подробности, цитаты. Это всё, мне кажется, стоит того, чтобы прочитать.
А. Журбин― Я хочу подчеркнуть… У нас немножко есть времени до перерыва?
О. Пашина― Да, ещё минута.
А. Журбин― Хочу подчеркнуть вот что: те, кто придут на эту оперу, пусть они не думают, что это документальная опера, что вот так и было.
О. Пашина― Что Ницше с Фрейдом под ручку куда-то ходили и общались.
А. Журбин― Да-да-да. Что Ницше лежал на кушетке и так далее. Нет, ничего подобного. Эта опера — это некая фантазия на исторические темы. По-английски есть такое слово… Есть «documentary», а есть «mockumentary», то есть когда мы вымышленные факты выдаём, как будто так и было.
О. Пашина― А что было бы, если бы они встретились, и жена Малера лежала бы на кушетке и рассказывала о своих проблемах, да?
А. Журбин― Ну, трудно сказать. Можно написать на эту тему целую фантазию. Во всяком случае Малер реально встречался с Фрейдом. И Фрейд его приглашал на кушетку, а Малер сказал: «Ни за что! Ни на какую кушетку я не пойду». И они просто целый день гуляли вместе. И в этой опере моей Фрейд говорит: «Ну что? Я надеюсь, ему помогли мои консультации». На что Ницше ему говорит: «Думаю, что нет, ведь он умер через несколько дней после этого». Так что, в общем, такая комическая, можно сказать, история.
О. Пашина― Да, там ещё и море юмора. Последний вопрос, буквально 40 секунд на него: «Какие классические оперы вы любите?» — спрашивает вас Дмитрий. Что для вас образец?
А. Журбин― Вы знаете, я очень люблю оперу вообще. Если я начну перечислять, то это будет долго. Но если назвать такую первую пятёрку, то это, пожалуй, будет «Кармен», это будет «Пиковая дама», это будет «Дон Жуан» Моцарта и это будет «Воццек» Альбана Берга.
А. Журбин: Без любви не может существовать человечество
О. Пашина― Композитор Александр Журбин у нас сегодня в программе «Дифирамб». Мы прервёмся на краткие новости, а затем обязательно продолжим, поговорим не только об опере.
НОВОСТИ
О. Пашина― Это программа «Дифирамб» и композитор Александр Журбин. И чтобы уже закончить с «Метаморфозами любви», я не могу не задать вопрос от Ирины. Она интересуется: «Александр Борисович, а что для вас такое любовь? Это эротика или душа? Только не говорите, что и то, и другое».
А. Журбин― Ха-ха-ха! Да, вообще вопрос непростой. Вы знаете, я, так сказать, много лет женат на женщине, которую я очень люблю. 40 лет у нас в этом году. Всё-таки уже это срок.
О. Пашина― Ну да.
А. Журбин― Конечно, ещё не золотая свадьба, но всё-таки уже много. И поэтому любовь — ну, это некая стабильность. Вы знаете, как ни странно, я уже прошёл всё возрасты: романтики, порывов, всех этих страстей…
О. Пашина― Метаний.
А. Журбин― Да. А сейчас главное, чтобы было всё стабильно, ровно. Растут дети, растут внуки. Ты занимаешься, и уже любовь переходит в другие стадии. Любовь — это же всё что угодно может быть: и любовь к маме, и любовь к бабушке, и любовь к детям, и так далее. Но если говорить о любви между мужчиной и женщиной, то у меня с этим всё в порядке. И я этим горжусь.
О. Пашина― Пишут нам… Да, кстати, телефон для ваших эсэмэсок: +7 985 970-45-45. Слушательница пишет: «Любая классическая музыка сегодня легко и благодарно ложится на слух на фоне бесконечно разнообразной какофонии современной песенной музыки». И тут же много эсэмэсок: «Почему вы не пишете песни для эстрады? Вам это не интересно? А нам от этого плохо». Ну, как-то вот так можно всё это…
А. Журбин― Ну да. Я действительно одно время довольно активно занимался песнями и писал песни. И для кино писал много песен, и для театра, и просто песни. В общем, некоторые мои песни стали действительно популярными. Но сейчас я делаю это действительно довольно редко. Ну, как-то мне не очень хочется.
Знаете, современная эстрада очень сильно преобразилась. И, честно говоря, мне не нравится то, что происходит на современной эстраде. Действительно, песни… Ну, условно говоря, «Песня 2016». Кто сейчас помнит, какие песни заняли? А 2015 — уже вообще кажется, что это было два века назад. Всё это очень быстро уходит и приходит. А мои песни некоторые существуют уже 30 лет, и всё ещё существуют, и всё ещё поются. Но тем не менее иногда у меня бывают премьеры.
Я сейчас попытаюсь, чтобы сыграли здесь одну песню мою, которую поёт молодой певец. Он лауреат премии «Голос». Замечательный такой певец. Он грузин, так сказать, по национальности, но живёт он у нас в Москве, и он московский, конечно, певец. Зовут его Гела Гуралиа. И он поёт мою песню на стихи Ирины Гинзбург-Журбиной, моей жены. И эта песня называется «Carpe Diem». Давайте послушаем хотя бы кусочек.
ЗВУЧИТ ЗАПИСЬ
А. Журбин― Это тоже живая запись с концерта.
О. Пашина― Голос какой великолепный!
А. Журбин― Да, голос потрясающий. И смысл этой песни «Carpe Diem» — кто не понимает по-латыни, то я поясню: «carpe diem» означает «лови мгновение», то есть живи сегодняшним днём, тем моментом, в котором ты живёшь и наслаждаешься, если Бог тебе послал наслаждение.
О. Пашина― А почему такая тема? Потому что будущее — оно неопределённое, неизвестное и пугающее?
А. Журбин― Ну, такой момент тоже есть. И мы сейчас живём в очень таком неопределённом времени. И никто не знает, куда поведёт, весь мир куда пойдёт. И мы живём… Всё время нас пугают угрозой атомной войны и каких-то столкновений. Ну и в России, конечно, очень неопределённая сейчас жизнь, и особенно в области культуры, в области искусства. Ну, ничего. Тем не менее надо carpe diem. Это в данном случае наш девиз. Сегодня хороший день, вышло солнце. Надо наслаждаться этим, уметь наслаждаться. Вот и всё.
О. Пашина― Вы говорили в одном из интервью, что для того, чтобы сочинять, вам нужна тишина. Информационный шум вам как-то мешает — телевизор, Интернет, я не знаю, какие-то звонки бесконечные? Или вы умеете абстрагироваться и всё это отодвигать?
А. Журбин― Вы понимаете, я умею абстрагироваться, да. И это на самом деле главное качество, скажем, в моем случае композитора, но вообще и писателя, и художника — это суметь не замечать того, что вокруг тебя происходит, и вообще стараться сохранить себя. Вот это мой такой девиз. И я стараюсь, ну, не замечать того, что говорят по радио, говорят по телевизору. Я вообще не включаю радио. Правда, включаю, когда в душе, что-то у меня играет. И всё-таки я в курсе дела, что происходит, но в общем стараюсь оберегать себя от лишней информации, потому что действительно очень много сейчас всего. И по-моему, даже задача человека такого, как я… Поэтому я пишу такую оперу про Гёте, про Фрейда, а не про Жириновского, условно говоря.
О. Пашина― Не дай бог!
А. Журбин― Ну, это мой принцип. И я стараюсь его держаться уже много лет. И мне кажется, что у меня получается.
О. Пашина― И темы такие поднимать вечные: «живы сегодняшним днём, люби». А политика какая-то острая, остросоциальная…
А. Журбин― Ну да, она приходит и уходит. Хотя, с другой стороны, есть такая поговорка: «Если ты не приходишь в политику, то политика придёт к тебе рано или поздно».
О. Пашина― О да!
А. Журбин― Ну, это касается тех… Ведь я, понимаете, не главный режиссёр, не главный дирижёр, вообще нигде не работаю. Я свободный художник и, так сказать, в общем, чувствую себя более или менее независимым.
О. Пашина― Дмитрий спрашивает: «Насколько вас задевают «ветры мракобесия»? Или пролетают мимо?»
А. Журбин― Ну, конкретно меня не задевают. Я, конечно, слежу за этим и, в общем, вижу, к сожалению, что действительно ни в чём не повинных людей вдруг обвиняют. Ну, во всяком случае ведут себя некрасиво наши так называемые правоохранительные органы, когда они приходят к режиссёру или, я не знаю, к артисту, или к кому угодно приходят и так ужасно, грубо начинают его вязать, везти куда-то и так далее. Но мне кажется, это какие-то перегибы всё-таки, что так не должно быть. И всё-таки наше верховное начальство это понимает. И как-то надеюсь, что в будущем этого не будет.
Меня лично это почти не касается. Нотную бумагу я всегда куплю в магазине. Могу и сам начертить, если надо. И никто у меня не заберёт ни ручку, ни карандаш. А писать я могу свою музыку где угодно. И я действительно умею концентрироваться и каким-то образом настроиться на то, что вот мне надо написать сегодня, скажем, музыку для кино или музыку для театра. И я всегда именно настраиваюсь так. И никто мне не мешает.
О. Пашина― А интереснее всего или приятнее всего писать оперы, писать мюзиклы, писать для кино, писать песни?
А. Журбин― Ну, всё это — часть моей жизни, и я очень люблю. Понимаете, музыку для кино ты можешь писать только тогда, когда тебе её закажут. Вот сейчас у меня намечается одна картина очень интересная. Не буду…
О. Пашина― Хорошо.
А. Журбин― Не буду говорить, чтобы не сглазить. Но, по-моему, очень интересная картина с интересным режиссёром, с удивительным сценарием. Я уже написал песню для этой картины. Но это пока всё, так сказать, предварительные разговоры. Для театра — тут ты более свободен, тут можно писать что-то и без заказа. Но, как правило, всё-таки я пишу по заказу, то есть договорившись предварительно с театром или с продюсером, что я это буду писать.
И правильно говорят, что если ты в 20 лет что-то пишешь, так сказать, по собственному желанию, то это значит — ты молодой, романтичный, страстный, так сказать. Но если ты в 60 лет всё ещё пишешь по собственному желанию и никто тебе не заказывает — значит, ты, в общем…
О. Пашина― Значит, что-то пошло не так, да?
А. Журбин― Да. Значит, ты занимаешься не своим делом на самом деле. Ну, у меня с этим всё в порядке — мне заказывают. Кстати говоря, должен похвастаться: буквально вчера в городе Симферополе, куда я ещё не доехал, состоялась премьера моей оперы «Орфей и Эвридика». Это поразительно, потому что я написал эту оперу в 75-м году…
А. Журбин: Сегодня время оперы наступило по-настоящему
О. Пашина― Подождите. Как премьера? Я ещё только родилась, а она уже была легендарной.
А. Журбин― Да. Тем не менее — премьера. Ну, в этом театре это впервые поставили. То есть удивительно, что через 42 или 43 года после того, как я это написал, это всё ещё актуально. И мне прислали оттуда ворох уже откликов. Весь город в восторге, все в шоке: «Невероятно!» А я вот как-то думаю: боже мой, неужели до сих пор кого-то волнует то, что я написал вообще юным композитором?
О. Пашина― Кстати, вы говорили (я тоже читала), что вы не считаете это самым удачным своим сочинением, несмотря на такую популярность, а есть и более удачные опусы. А почему?
А. Журбин― Ну да, потом я написал более такие умелые вещи. А это было написано на таком юном порыве, я бы сказал. Это всё было написано за пару месяцев и через пару месяцев уже поставлено. Но это была юность, это был такой действительно страстный романтический порыв. А сейчас я гораздо более опытный и я, на мой взгляд, пишу лучшую музыку. Но «Орфей и Эвридика» — в нём вот этот драйв, который тогда был заложен, он до сих пор существует. И сейчас эту оперу мою ставит замечательный театр — Екатеринбургский театр музкомеди, лучший театр, можно сказать, России в этом смысле. И они тоже надеются на большой успех.
О. Пашина― Вы назвали пятёрку классических опер, свой рейтинг. А если о ваших сочинениях для музыкального театра говорить? Хорошо, «Орфей и Эвридика» — юношеское сочинение, не самое, по вашему мнению, удачное (хотя тут зрители могут поспорить). А вы для себя считаете самыми большими удачами что?
А. Журбин― Ну, это всегда сложный вопрос. Я написал около 50 произведений для музыкального театра. И знаете, последнее — всегда самое лучшее. В данном случае…
О. Пашина― Последнее — самое любимое.
А. Журбин― Да, последнее — любимое, самое любимое. Это как раз «Метаморфозы любви» на сегодняшний день. Но у меня есть не поставленные вещи. Хотя некоторые режиссёры говорят: «Поставлю, поставлю». Например, у меня есть такая опера, которая называется «Дибук». У меня есть опера, которая называется «Анна К.». Ну, понятно, что сейчас так много «Анн Карениных», а я назвал её по-другому — «Анна К.».
О. Пашина― Ну да.
А. Журбин― Но тоже пока никто не поставил. У меня есть опера «Жизель», которая была исполнена всего один раз. Так что у меня ещё довольно много не поставленных сочинений. А что касается лучших… Да все они мои любимые, знаете, вот как дети. Даже ребёнок, не дай бог, с каким-то физическим недостатком — всё равно ты его любишь, всё равно это твой ребёнок. И я все свои произведения люблю.
О. Пашина― Николай Александрович из Зеленограда пишет: «Некоторые ваши песни или музыку вообще считают народными. Какие чувства у вас это вызывает?» Ну, то есть это настолько популярно, что уже…
А. Журбин― Бывает такое. Знаете, у меня есть романс на стихи Дениса Давыдова: «Не пробуждай, не пробуждай…»
О. Пашина― Да-да-да.
А. Журбин― И я однажды встретил такой нотный сборник, знаете, и там написано: «Стихи — Дениса Давыдова». Моя нотная строчка, и написано: «Музыка — народная».
О. Пашина― Народная.
А. Журбин― В этот момент я почувствовал себя русским народом.
О. Пашина― Народным композитором, русским народным композитором.
А. Журбин― Да.
О. Пашина― Не так давно 125 лет Марине Цветаевой было…
А. Журбин― Нет, будет только в этом году…
О. Пашина― Я имею в виду, что в апреле же, помните, тоже была премьера. Да?
А. Журбин― Да-да-да. Ну, этот год посвящён Цветаевой, есть некое такое официальное… Этот год объявлен Годом Цветаевой и Годом Паустовского — у них юбилеи. Вот у Марины Ивановны в этом году 125 лет со дня её рождения.
О. Пашина― 125 лет, да.
А. Журбин― На самом деле это в августе, а отмечаться это будет в сентябре-октябре. Но я уже к этому готовлюсь. Почему? Потому что я с Цветаевой… Ну, в кавычках, конечно, вы понимаете. Я никогда в жизни её не видел, но я с ней «работаю», можно сказать, всю свою жизнь. Первое произведение на стихи Цветаевой — кантату «Крысолов» — я написал ещё студентом, так сказать, мне было 19–20 лет. И потом я несколько раз обращался к её творчеству, написал несколько вокальных циклов на её стихи. И сейчас, как ни странно, это тоже очень востребованно.
И последний цикл я написал на стихи Цветаевой и Осипа Мандельштама, потому что у них был там роман (мало кто об этом сейчас помнит). Ну, во всяком случае у них была настоящая любовь, и они написали несколько гениальных стихотворений на эту тему. И я эти стихи объединил и сделал такой дуэтный вокальный цикл. И всё это, надеюсь, будет исполнено осенью в нескольких залах московских. И я очень к этому отношусь трепетно, для меня это важно.
О. Пашина― Это идёт речь о таком цикле «Поэт» и «Марина»?
А. Журбин― Да, это два цикла. Ну, оба такие биографические. Знаете, вот биография Цветаевой — это очень грустная вещь. Она была несчастная женщина — во всех смыслах. Она была скиталец, вечная бродяга, у неё долгие годы не было своего жилья, хотя сами понимаете, из какой она семьи. Семья-то у неё была вполне такая высокого класса. Её отец Иван Владимирович Цветаев — это тот, который основал Музей имени Пушкина. Ну, вообще она была великая женщина. Но, увы, так сложилось, что у неё по-настоящему не было ни семьи, ни дома, ни кола ни двора. Тем не менее она оставила нам великие стихи. И я горжусь тем, что я к некоторым стихам написал музыку. Вот эти два цикла — «Поэт» и «Марина». Вот два. А третий цикл называется «Любовь».
О. Пашина― Вы тоже в каком-то из интервью говорили, что томик стихов Цветаевой 50 лет с вами, вы с ним не расстаётесь. И в разные какие-то периоды вы возвращались снова и снова к этой теме. А что побуждает? Или просто такое время наступает? Что-то в воздухе?
А. Журбин― Вы знаете, как-то это трудно объяснить. Ну, каким-то шестым чувством… Вот я художник, и я чувствую, когда мне хочется написать ещё что-нибудь, прикоснуться к великим стихам Цветаевой. И очевидно, есть всегда какое-то соприкосновение с нынешним временем. И когда Цветаева писала: «Тебе — живущему через сто лет» (у неё есть такие стихи), — я всегда ощущал, что это ко мне обращено, вот персонально ко мне. Ну, таких много людей. И в общем, я как-то очень предан, я считаю, Цветаевой и пишу музыку на её стихи.
О. Пашина― Очень много здесь посланий от наших слушателей. Благодарят за лестную характеристику, видимо, Екатеринбургского театра музкомедии. Просят приезжать, очень ждут.
А. Журбин― Да, я с удовольствием приеду. Я очень люблю Екатеринбург. Это один из культурнейших городов России. И в каком-то смысле, я бы сказал, если бы можно было считать на квадратный километр, то количество культуры там, пожалуй, больше, чем в Москве и Санкт-Петербурге, потому что огромное количество людей интересуются там и театром, и музыкой, и кино, и литературной. И вообще это такая удивительная уральская столица России. И я с удовольствием, конечно, приеду. Вот осенью будет премьера, и я обязательно приеду в Екатеринбург.
А. Журбин: Я вообще не включаю радио
О. Пашина― Пишет тоже наш слушатель: «С последнего время стал театралом, хожу в местный театр оперы и балеты. К сожалению, классика уходит. Сейчас очень много авангарда. Как вы относитесь к авангарду?»
А. Журбин― Интересно, из какого этого города. Там не написано?
О. Пашина― Из Москвы.
А. Журбин― Из Москвы? А! Ну нет, я думаю, что наш, так сказать, слушатель не совсем прав. Классика есть. И я уже сказал, что в Москве много оперных театров. И все они ставят и Верди, и Пуччини, и Чайковского, и, я не знаю, Римского-Корсакова, и кого хотите из классиков. И очень много классических спектаклей можно увидеть.
Другое дело, что эти спектакли действительно идут не совсем традиционно. Ну, просто уже ставить людей в боярских шубах и в каких-то там кремлёвских декорациях с огромными маковками церквей — это всё уже как-то устарело. И всё это ставится совсем по-другому. Действительно, часто в современных костюмах играют, не знаю, «Бориса Годунова» или «Хованщину». И это нормально. К этому уже надо привыкать. Это такой современный взгляд. Но главное — чтобы не искажали музыку. Я вот сторонник того, что любой режиссёр может придумать любые ходы и любые, так сказать, авангардные…
О. Пашина― Декорации, любой антураж, да?
А. Журбин― Да, любой антураж. Но музыка всё-таки должна быть нетронутой. Вот то, что написал композитор — надо это оставлять. А остальное — пожалуйста, искажайте.
О. Пашина― Спрашивают: «Понравился ли вам «Ла-Ла Ленд»?»
А. Журбин― Очень, очень. Вы знаете, я был одним из первых… Ну, я посмотрел это в Нью-Йорке, когда картина только вышла, буквально первые дни. Ещё никто в мире её не видел, ну, только начали её показывать. И сразу я сказал своей жене… Мы вместе посмотрели, и я сказал: «Это будет «Оскар». И это будет много-много признания». Потому что это настоящий мюзикл, сделанный именно в традициях старинного голливудского мюзикла, но, конечно, с совсем новыми темами, с новой музыкой. Ну, я в восторге от этого мюзикла!
О. Пашина― Как вы считаете, у нас сейчас мюзиклы востребованы? Их ведь достаточно много.
А. Журбин― О да! О да! Я должен сказать…
О. Пашина― Он возрождается и развивается, мне кажется, этот жанр, да?
А. Журбин― Да-да-да, вовсю. И я горжусь тем, что я был одним из первых. Это был 75-й год, не забудьте.
О. Пашина― Да.
А. Журбин― «Орфей и Эвридика» — это и есть вообще российский первый мюзикл.
О. Пашина― Помнят. И масса эсэмэсок на эту тему.
А. Журбин― Да?
О. Пашина― Да.
А. Журбин― Это, конечно, был, так сказать, удивительный такой прорыв — и мой, и вообще России. И с тех пор очень много появилось работ, в том числе и российских композиторов. И очень много делает компания «Stage Entertainment». Она не совсем русская компания, но существует она в России. И она привозит сюда классические американские мюзиклы. Мы уже видели и «Призрак оперы», и «Кошки», и «ABBA», то есть «Mamma Mia!», и так далее. И это очень здорово, потому что публика наконец-то привыкла к этому, привыкла к мюзиклам, к этому жанру, и уже понимает, что мюзикл — это совсем не то, что стриптиз. А раньше ведь так думали: «А, это какая-то западная такая опасная штука…»
О. Пашина― «Что-то такое подозрительное. Джаз. А мюзикл — ещё хуже».
А. Журбин― Да-да-да. Так сказать, говорили: «На стриптиз с женой пойти вроде неудобно…»
О. Пашина― «А на мюзикл — нестыдно».
А. Журбин― Да. «А на мюзикл — нормально». Но сейчас уже все поняли, что это совсем не так, что мюзикл может поднимать очень серьёзные темы. И я как автор… У меня только в Москве идёт 14 спектаклей с моей музыкой. И некоторые из них — очень серьёзные спектакли.
О. Пашина― Спрашивают: «Где можно услышать ваши опусы, посвящённые Марине Цветаевой?»
А. Журбин― Ну, кое-что можно найти в Интернете, кое-что — первый цикл, который называется «Марина». Второй цикл — нет. Но вообще молодая певица такая Зоя Петрова — она сейчас является пропагандистом этих моих циклов на стихи Цветаевой, и время от времени она даёт концерты в Москве. Так что можно послушать.
О. Пашина― Я вам хочу сказать, что прямо сейчас вы можете услышать хотя бы фрагмент.
А. Журбин― Давайте, да. Я хочу только сказать, что это будет запись Жанны Рождественской (такая классическая запись) песни на стихи Марины Цветаевой, называется она «У меня в Москве купола горят».
О. Пашина― Ну а мы с Александром Журбиным прощаемся. Всего вам доброго!
ЗВУЧИТ ЗАПИСЬ
Сайт Александра Журбина. Главная страница
