Вальс в мажоре

09.07.2010 Профессия | Композитор
Александр Журбин считает, что сохранять верность самому себе – самое важное

В конце сезона на сцене Московской оперетты состоялась премьера мюзикла Александра Журбина «Цезарь и Клеопатра». Спектакль поставлен к юбилею знаменитого Герарда Васильева, выдающегося артиста оперетты, ветерана московской сцены. Кроме композитора, над спектаклем работали режиссёр Жанна Жердер и историк моды Александр Васильев.

Полностью отдать себя любимому делу Александр Журбин может только на Родине

– Почему избран этот сюжет? Как вообще возник замысел этого мюзикла?
– Этот сюжет вообще-то как будто специально создан для мюзикла. Я всегда говорю: чтобы получился мюзикл, нужно, чтобы в основе лежала какая-то страсть. Не обязательно, чтобы это была любовь между мужчиной и женщиной. Но должно быть какое-то мощное чувство, сильная эмоция. А здесь такая страсть, когда две великих страны, Рим и Египет, переплетаются. Это колоссальная история. Работали мы очень серьёзно, сложилась прекрасная, на мой взгляд, и очень профессиональная компания. Это, кроме всего прочего, очень ответственная затея, потому что премьера нашего «римско-египетского зрелища» была приурочена к юбилею прославленного солиста оперетты Герарда Вячеславовича Васильева. Мне кажется, что роль могущественного Цезаря стала достойным приношением этому большому таланту.

– Как вы думаете, почему в России мюзиклы всё ещё не пользуются такой популярностью, как в Америке?
– В России эра мюзикла только начинается. В англоязычных странах мюзикл уже почти сто лет является частью жизни, к нему приобщаются в юности, он вошёл в культурное сознание и прочно там закрепился. У нас другие традиции, в России всегда любили оперетту. А оперетта – жанр весёлый, поверхностный, беззаботный, там не надо думать и напрягаться. В мюзикле же могут быть коллизии весьма серьёзные, вспомним «Вестсайдскую историю» или «Человека из Ламанчи». Я всё же верю, что мюзиклы займут достойное место в российской театральной жизни. Хотя, возможно, в России это будет в какой-то иной, неамериканской форме. Ведь существуют же французские или индийские мюзиклы, вовсе не похожие на бродвейские. Значит, и в России может родиться что-то своё, основанное на национальных традициях.

– Считается, что вы автор первой отечественной рок-оперы.
– Это действительно была первая рок-опера в Советском Союзе – «Орфей и Эвридика». Я жил в Ленинграде, мне было 28 лет, естественно, в жизни у меня было тогда много событий. А однажды произошла случайная встреча – именно случайная. Тогда был такой знаменитый ансамбль «Поющие гитары», и вот мы встретились где-то в гостях: руководитель этой группы Анатолий Васильев, оперный либреттист Юрий Дмитрин и я, ещё малоизвестный, начинающий композитор. Мы выпили, закусили. Потом выяснилось, что всем троим очень хочется сделать что-то необычное. И тут впервые были произнесены магические слова: рок-опера. Это был звёздный час моей жизни. Я писал, а на следующий день это уже репетировали. Появился режиссёр – Марк Розовский. И вот премьера. В течение двух недель об этой опере написали все газеты, включая «Правду». И жизнь изменилась. Ко мне пришла известность. Первые репортёры и первые интервью. Я помню всё это отчётливо, потому что это было в первый раз. Кроме того, мы ведь очень хорошо зарабатывали тогда – 10–12 тысяч рублей в месяц, в то время как средняя зарплата совслужащего была около 150 рублей.

– Сейчас в шоу-бизнесе совершенно иные стандарты качества. Как вы справляетесь с новыми условиями работы?
– Я меньше всего думаю о том, чтобы угодить публике. Я стараюсь написать хорошо то, что мне кажется хорошим. Иногда это совпадает с тем, что нравится людям. Например, песня «Тучи в голубом», которую поёт Кристина Орбакайте. Она как раз была написана для фильма «Московская сага». Когда я её писал, я меньше всего думал о том, что она может стать популярной. Это была такая служебная песня для фильма. Я должен был написать песню в духе военных времен, чтобы она соответствовала эпохе, соответствовала фильму. Получилась песня – воспоминание, в которой любящая пара танцует вальс. Я песню написал и забыл. И вдруг… Кристина поёт её в одном месте, в другом – и народ начинает петь вместе с ней, подхватывает. И теперь, где бы я ни выступал, везде меня просят: «Давай «Тучи в голубом»!» Песня стала буквально народной. Мне стыдно признаться, но я горжусь этим. А вообще, композитор должен слушать себя. Хотя, с другой стороны, он должен слушать и мир, знать, что в нём происходит. Иногда я часами сижу у телевизора, слушаю новые записи. Мне интересно, что происходит в мире. В то же время я стараюсь быть верным самому себе и принципам, которые во мне заложены. Все-таки я композитор традиционный, я окончил консерваторию, я учился оркестровке, полифонии, анализу форм, гармонии и прочим музыкальным наукам. Я хочу, чтобы в моей музыке всегда была культура.

– Вы много лет жили в Америке, но, как я понимаю, что-то вас там не устраивало?
– Прежде всего то, что я не мог заниматься своим любимым делом. Я работал как продюсер, что-то писал, получал некоторые заказы, но это было, конечно, типичное не то. Всё же в СССР я был известным и востребованным композитором, мог выбирать, за что браться, а от чего отказываться. В США для поддержания уровня жизни я вынужден был делать то, что предлагают. Мне, в общем, не на что жаловаться. Я вполне мог там прожить. Но, разумеется, хотелось мне другого. Там всё для нас непривычно. Например, вы никогда со своими коллегами не встречаетесь. Поначалу мне это было странно. Я как-то привык: Дом композиторов, Дом кино, Дом актёра, ресторан, кафе, коллеги, тусовка. Но потом понял, что их образ жизни более естествен. Творчество – вещь очень индивидуальная, если вам надо с кем-то советоваться, вы всегда найдёте кого-то, близкого себе по духу. Музыку пишут в Америке многие, но зарабатывают этим себе деньги на жизнь единицы. Для большинства писание музыки – не более чем милое и приятное хобби. Они называют себя композиторами, тем не менее работают врачами, юристами, финансистами. На композиторские деньги прожить невозможно. У нас всё же при советской власти композиторы худо-бедно существовали на доходы от своей музыки. А доходы в России и в Америке сравнивать просто невозможно. Ну, скажем, американский кинокомпозитор высокого класса получает за один фильм один миллион долларов. В России – десять тысяч. С другой стороны, у нас Крутой или Паулс могут легко получить за своё часовое выступление на корпоративной вечеринке 50–75 тысяч долларов. Такие деньги американским композиторам и не снились.

Беседовал Олег Афанасьев