20.01.2018
Снежность // Русский пионер, 18.01.2018
Про снег хочется напевать.
Песен про снег много.
«Снег идет, снег идет» на мотив Сергея Никитина, стихи Пастернака.
Или «А снег идет, а снег идет…» на мотив Андрея Эшпая, стихи Евтушенко.
Есть еще песня «А снег идет», слова и музыку сочинил Макс Фадеев, а поет Глюкоза. Или песня «Снег» Филиппа Киркорова, сочиненная Ириной Билык.
Или вот, скажем, «Ах, снег-снежок, белая метелица»… Это композитор Пономаренко, стихи Виктора Бокова.
Или вот это:
«Снег кружится, летает, летает,
И, позёмкою клубя,
Заметает зима, заметает
Всё, что было до тебя».
Помните, конечно: группа «Пламя», стихи Лидии Козловой, музыка Сергея Березина.
Или «Tombe la neige», поет Адамо, сам и сочинил.
Уверен, такие песни есть и у поляков, и у немцев, и, уж конечно, у финнов и норвежцев, у канадцев и аргентинцев. Короче, у всех, у кого есть снежная зима.
Также уверен, что подобных песен нет в Египте и Эфиопии, нет в Индии и во Вьетнаме.
Просто там нет зимы. И нет снега.
А там, где есть снег, обязательно есть и снежные песни.
Уж больно это поэтическая, мистическая материя — снег, падающий с неба белый пушок.
Я легко вспомнил десяток русских песен о зиме и снеге.
Каждый легко вспомнит еще десяток.
Ну не обязательно про снег. Просто про Зиму-зимушку. Или про Синий Лед. Или «Идут белые снЕги». Или, наконец, «Ой, мороз, мороз».
Все это сидит в нас с детских лет.
А вот история одной великой зимней песни. В России она мало известна, хотя это одна из самых популярных в мире мелодий.
Называется она «White Christmas» («Белое Рождество»). Написал ее великий американец русско-еврейского происхождения Ирвинг Берлин.
Он был гений. Родился он в России, в городе Тюмени, и приехал в Америку в возрасте семи лет. Первым его языком был русский, напополам с идиш. Его папу звали Мозес (по-нашему Моисей), и он (папа) служил кантором в синагоге. Хотя, казалось бы, откуда в Тюмени, в Сибири, в 1889 году синагога? Откуда там мог взяться кантор? Там и сейчас живет всего 17 евреев, а уж в те далекие времена?
Но так говорит легенда.
Короче, мальчик приехал в Америку, не зная ни слова по-английски, а уже через несколько лет он написал первую песню, и слова и музыку, и даже умуд*рился ее продать и получить 33 цента в качестве роялти.
Кстати, именно он изобрел это понятие «роялти», то есть «авторские отчисления», и многие композиторы именно ему обязаны своим несметным состоянием.
Вообще, он был очень удачливым человеком, прожил полноценную и очень длинную жизнь — умер он в 101 год. Он не знал нот и не умел играть ни на одном музыкальном инструменте.
Наверное, если бы умел, так бы и остался тапером в ресторане.
А он стал великим композитором, одним из основателей американской музыки.
Так что, родители, не мучайте детей музыкальными уроками. Они сами найдут, что им надо…
Но давайте вернемся к снегу. Вернее, к снегу в песнях.
Напомню, среди десятков популярных песен Ирвинга Берлина есть одна, что возвышается над всеми.
Она, как я уже сказал, называется «White Christmas», и вряд ли что-то может с ней сравниться по популярности.
Конечно, это песня сезонная, рождественская, но в Америке Рождество длинное, больше месяца, и каждый день из любого окна, в магазине, в лифте, по радио и вообще в воздухе вы слышите: «I’m dreaming of the White Christmas…» Очень часто. Даже чаще, чем знаменитые «Jingle Bells».
Все, кто жил в Америке или был там во время Рождества, это знают.
Однако тут есть одна деталь, которую мало кто знает.
Это мое личное открытие.
История гласит, что эту песню Берлин написал в Калифорнии. Это не вымысел, это правда, известен даже отель La Quinta, где, собственно, он это написал. После этого композитор, уподобляясь нашему Александру Сергеевичу, бегал по номеру и кричал: «Ай да Ирвин! Ай да сукин сын! Это лучшая песня, которую написало человечество».
Но в Калифорнии, в районе Беверли-Хиллз, снега не бывает. Какое там Белое Рождество? Там минимальная температура плюс 15, а вообще-то обычно 22–25 градусов.
И это есть в тексте песне, сейчас я вам зачту:
The sun is shining, the grass is green,
The orange and palm trees sway.
There’s never been such a day
in Beverly Hills, L.A.
But it’s December the twenty-fourth, —
And I am longing to be up North!
(Подстрочный перевод:
Солнце сверкает, трава зелена,
Покачиваются апельсины и пальмы,
Сегодня прекрасный день
В Беверли-Хиллз, Лос-Анджелес…
Но ведь сегодня 24 декабря, Рождество,
И я хотел бы быть на Севере…)
И, конечно, американцы понимают, что это все относится к ИХ, американскому северу. То есть к Нью-Йорку.
Какой еще есть город в США «посевернее», куда может стремиться композитор и поэт? Конечно, Нью-Йорк.
Так все американцы это и понимают…
И вот тут-то я ловлю Ирвинга Берлина за язык.
Дело в том, что в Нью-Йорке тоже нет снежных равнин и снежных завалов, и верхушки деревьев там не припорошены снегом.
Там, в Нью-Йорке, снег — большая редкость, а если он и выпадает, то не задерживается долее чем на день. Нью-Йорк — город на широте Сочи или Одессы, и никаких сугробов вы там не увидите.
А ведь в песне поется:
Я мечтаю о Белом Рождестве,
Как те, которые я когда-то знал,
Где верхушки деревьев заснежены,
а дети прислушиваются,
чтобы услышать
звон санных колокольцев…
Что это? Нью-Йорк?
Фига с два!!
Это, конечно, Россия. Семилетний мальчик запомнил русскую зиму, помнил тройки, и бубенцы, и сугробы, и снежки…
Что означают слова «те, которые я когда-то знал»?.. Да конечно, это оговорка по Фрейду, а точнее, просто выплеснувшиеся детские воспоминания…
Поэтому так все классно и получилось! Поэтому это одна из популярнейших песен в мире. Кстати, она уже много лет находится в Книге рекордов Гиннесса, и количество проданных экземпляров — на разных носителях — насчитывает сегодня более 200 млн.
«Битлз» и Фрэнк Синатра отдыхают.
Впрочем, и Фрэнк Синатра, и Бинг Кросби, и Элвис Пресли, конечно, пели эту песню. И все-все-все остальные.
Только они не знали, что это песня о России.
А мы знаем.
Но им не скажем. Пусть думают, что это про Нью-Йорк…
Кстати, это слово — СНЕГ — пришло к нам, как утверждают словари, из санскрита (на санскрите это snihyati), и практически на всех европейских языках это звучит похоже (англ. Snow, немецкое Schnee, литовское sniegas), а если по-итальянски это neve, а по-французски neige, то просто прибавьте спереди утраченную в веках буквочку «с», и все станет понятно.
Но мне гораздо интереснее другая фонетическая близость. Наверняка всеми давно замеченная.
Это почти идентичность слов «снежность» и «нежность».
Или, скажем, «снЕга» и «нЕга».
Возможно, это случайное совпадение.
Но в языке редко бывают случайности.
Конечно, это давно заметили поэты.
Вот как это сформулировал Дмитрий Мережковский:
Ослепительная снежность,
Усыпительная нежность,
Безнадежность, безмятежность —
И бело, бело, бело.
Сердце бедное забыло
Всё, что будет, всё, что было,
Чем страдало, что любило —
Всё прошло, прошло, прошло.
И еще можно привести тысячи примеров на эту тему. Потому что ничего нет нежнее, чем ранний снег… Когда он летит, и падает на голову и плечи, и тут же превращается в тонкие, нежные струйки и капельки, которые медленно стекают вниз… и это так точно сливается с нежной лаской, именно с нежной, а не страстной лаской, которая всего дороже женщинам… да и мужчинам тоже…
Как прекрасно пройтись по первому снежку на даче, по поселку, или по лесу, или по пляжу где-нибудь в Юрмале.
Господи, вот из таких мгновений и состоит жизнь, это есть те самые зарницы, которые надо ловить, как говорил Лев Николаевич Толстой.
Сейчас расскажу одно из таких мгновений-зарниц. Из моей жизни.
Когда-то студентом, бродя по заснеженной Москве, я набрел на какое-то странное явление, когда вся дорога под моими ногами серебрилась и сверкала, переливалась, как в трубочке калейдоскопа. Никогда ни раньше, ни позже я такого не видел — очевидно, это была причудливая игра уличных фонарей, сочетание легкой метели и загадочного освещения.
Я шел не один. Со мною была девушка, в которую я был тогда влюблен.
Придя домой, я открыл томик Цветаевой. Цветаева была тогда моим любимым поэтом, я обожал ее стихи и пытался положить их на музыку.
Но как-то не получалось. Великие стихи вообще-то не нуждаются ни в какой музыке. (Я не могу, например, слышать бесконечные музыкальные вариации на тему «Свеча горела, свеча горела»… Оставьте в покое эти строки. Они хороши и без всякой музыки, любая музыка их только портит…)
Но в ту ночь книжка открылась на стихах, которые начинаются словами: «А сугробы подаются, скоро расставаться…». Я ничего не знал об этих стихах, да и сейчас не знаю. Знаю, что они посвящены Илье Эренбургу, наверное, не случайно. Да какая разница? Разве это важно, для кого писал поэт, о ком он (она) думал (думала), рождая эти строки? Важно, как это действует на нас, на читателей, на слушателей, какие струны нашей души задевают эти строки.
Это был февраль, я был влюблен в прелестную девушку, с которой я гулял в ту ночь.
Через месяц она выходила замуж, и мы расставались навсегда. Ее жених был намного старше, и она из бедной студентки-Золушки вдруг превращалась в чью-то мачеху (у жениха было трое детей).
И вдруг из меня полилась мелодия. Романс родился мгновенно. Это одна из лучших моих мелодий того времени…
Этот романс вошел в вокальный цикл «Поэт». Он сейчас издан и довольно часто исполняется разными исполнителями…
Но ту ночь со сверкающим снегом я не забуду никогда. И стихи:
Не гляди, что слезы льются:
Вода — может статься!
Раз сугробы подаются —
Пора расставаться!
А снег — и жизнь — и любовь — идет.
И проходит.
назад
Фестиваль 2010.